Лукия - Страница 54

К оглавлению

54

— Мама, обряжайте меня в далекую дорогу.

Собирали Лукию недолго. Старуха бросила в мешочек чистую сорочку, наскребла кое-какие гроши. После того как казаки забрали деньги, которые старуха копила на корову, Федора начала собирать деньги на гроб, эти-то деньги она и отдала теперь Лукии.

Не теряя времени, девушка пошла с монашками. Провожали Лукию старушка Федора и пес Исидор. За селом старушка Федора попрощалась, умываясь слезами, и, покачиваясь, возвратилась домой. А пес провожал девушку дальше, затем отстал и он. Издалека Лукия оглянулась. Исидор сидел на задних лапах и, задрав морду, печально выл на низкое осеннее небо.

*  *  *

Спустя несколько дней после ухода Лукии в монастырь в Водном произошло событие, всколыхнувшее все село.

Это было так. Давид Чобиток с женой резали камыш, когда вдруг услышали печальный заунывный вой. Неподалеку в глухих камышах завывал не то волк, не то пес. Женщина испугалась, даже хотела убежать, но Чобиток пошел с дубинкой в чащу. Вскоре он, взволнованный, позвал жену. Полузалитый водой перед ним лежал человек, в котором они легко узнали Луку Тихоновича. Над мертвым сидел пес Исидор и печально выл. Вокруг таинственно шуршало и зловеще покачивалось желтое море сухих камышовых метелок.

Когда Лукия ушла из села, Исидор остался в полном одиночестве. Блуждая голодный по огородам и улицам, пес, видимо, вспомнил хозяина и побежал в камыши, туда, где не так давно оставил Луку Тихоновича. Но хозяин не отзывался, и пес завыл...

В Водное приехал следователь, который вряд ли раскопал бы это дело до конца. Но неожиданно к следователю явился один из батраков Носюры и молча положил перед ним прекрасную английскую двустволку в чехле.

Оказалось, что это ружье батрак нашел на чердаке Носюры, где оно было зарыто в полове. Батрак сразу же вспомнил, кому оно раньше принадлежало, так как неоднократно видел двустволку в чехле за плечами Луки Тихоновича. Убив врача, Сергей Носюра не устоял перед искушением. Захватив новенькое заграничное ружье убитого, он отнес его к брату, где и запрятал на чердаке.

Арестованный Кондрат Носюра долго отпирался, но, припертый к стене неопровержимыми уликами, вынужден был сознаться, что преступление совершил его брат Сергей. Выяснились и причины убийства Луки Тихоновича. Сергея Носюру и отца Сидора также арестовали и отправили в город. Но потом стало известно, что по дороге Кондрат Носюра сбежал.

В тот же день возле сельской съезжей избы состоялся сход, постановивший изъять землю Носюры и попа и поделить между безземельными бедняками.


Глава сорок седьмая
СОН


Матушке игуменье привиделся необычный сон. В одной сорочке и в белом с мережкой чепце на голове игуменья проснулась и уселась в кровати. Сквозь занавески пробивалось солнце, какой-то пронырливый луч уже заглянул в спальню, стрельнул в зеркало и отскочил от него на стену зелено-оранжевым зайчиком. В ночной своей одежде круглая игуменья больше походила на купчиху или на приземистый гриб. После страшного сна огромные навыкате глаза монахини, точно два голубых пузыря, осовело озирались вокруг. Короткий, похожий на грецкий орех нос громко посапывал. Только острый подбородок представлял резкий контраст с круглым лицом. Создавалось впечатление, будто это не подбородок, а клин.

— Лукия! Лукия! — загудела игуменья толстым, басовитым голосом.

Дверь открылась, в спальню ворвался целый сноп солнечных лучей. Вошла Лукия, поклонилась:

— Как отдыхали, матушка игуменья?

Быстро моргали веки над голубыми пузырями глаз.

— Отгадаешь мне сон?..

Матушка игуменья, очень ценила послушниц или монашек, которые умели интересно «отгадывать» ее многочисленные сны. Монастырские сестры из кожи лезли вон, чтобы угодить игуменье. Даже рясофорные монахини, принявшие постриг, и те часто пытались отгадывать сны своей игуменьи. Главное, надо было не вникать, не задумываться, а быстро говорить первое, что попадет на язык. Может, матушке понравится отгадка!

Игуменья рассказала свой удивительный и страшный сон. Как будто она ехала верхом на большом черном жеребце. (Здесь Лукия представила себе эту картину, посмотрела на круглую, как арбуз, игуменью и едва не расхохоталась.) Жеребец понес. Его никак нельзя было удержать. Занес он игуменью в густую дубовую рощу. Толстые стволы обступили ее. Присмотрелась игуменья и видит, что это вовсе не стволы, а богомольцы — все мужики, да мужики. Страшно ей стало. Засмеялись мужики, этак тихонечко, одними лишь губами засмеялись, и все, как один, указали корявыми пальцами на игуменью. Откуда ни возьмись, из толпы вынырнул монастырский поп отец Олександр, склонил голову в камилавке и скорбно произнес:

— Ничего не поделаешь, матушка игуменья, слезай с коня.

Хочет она слезть, а жеребец мигом стал маленьким-маленьким, растаял, как дым. А она, игуменья, опускается все ниже и ниже, просто в землю, которая разверзается под нею. Где-то наверху, высоко-высоко, толпятся мужики, заглядывающие в глубокий колодец, куда опустилась игуменья. Она хочет крикнуть, но не может. Тут и проснулась.

Трудный сон. Лукия стояла и думала. Она еще была послушницей и не имела права носить одежду монашки. Первые два года пребывания в монастыре она помогала на кухне, прибирала трапезную, мыла полы в кельях. Но потом игуменья узнала, что Лукия была когда-то горничной у графини Скаржинской, и взяла девушку к себе. По утрам Лукия одевала игуменью, на ночь раздевала, подавала ей завтрак, обед и ужин, выбивала пыль из многочисленных подушечек, которые заполняли комнаты. Подушечки всех размеров были страстью игуменьи. Каждой новой подушечке она радовалась, как ребенок. Их можно было найти в самых неожиданных местах — под столом, где-то на полке, даже в отдельной кухне, где готовили «убогую» монастырскую пищу для игуменьи — уху с осетриной, балык с яичными желтками, паштет из гусиных потрохов или просто жареных карасей в сметане.

54