Лукия - Страница 58


К оглавлению

58

— Монашка, здравствуйте! Можно вам сказать одно слово, монашка?

Перед нею стоял Иоська. Лукия его сразу же узнала, хотя мальчик еще больше похудел, побледнел, он даже вроде покачивался на ногах.

— Монашка, я вас тогда ждал возле лодки...

Лукия объяснила, почему она не пришла. Глаза мальчика просияли:

— Да, я так и подумал, что пришли бы. Вы не такая... Вы...

— Какая же я, Иоська?

— Вы не похожи на них! — он махнул рукой в сторону монастырских зданий. — Да, я вам говорю: вы не такая монашка, как они. Они мне сказали: «Ты не лови рыбы около нашего монастыря». Как будто им мало рыбы в реке. — У него в глазах задрожали слезы. — А тетя Сарра умерла... И маленький Арон умер... Да, они уже умерли, монашка... — Затем он вытер рукавом слезы... — А мама еще жива. И Мотя живой, и сестра Ида...

Лукия заскочила на кухню, схватила несколько пирожков с буханкой хлеба и устремилась уже обратно, как вдруг неожиданно ей заступила дорогу матушка Никандра, которая только что вышла из соседней комнаты.

— Ты это х-х-х... куда?

Послушница была поймана с поличным. Она смущенно вертела в руках буханку, наконец призналась: во дворе ждет голодный мальчик.

Матушка Никандра всплеснула руками:

— Х-х-х... мальчик! Он ждет пирожков и хлеба! Пускай весь свет знает, что в монастыре имеется хлеб! Никому — ни крошки! Где он, тот мальчик? Где он?

Она открыла дверь на улицу. У порога стоял Иоська. Матушка Никандра ужаснулась:

— Еврей! Ты не нашла православного?

Но тут произошло неожиданное. Лукия быстро подошла к мальчику, ткнула ему к руки буханку и пирожки. Мальчик,  счастливый, мгновенно сорвался с места и исчез. Лукия повернулась и посмотрела на матушку Никандру в упор гневными, полными ненависти глазами.


Глава пятидесятая
ОБНОВЛЕННАЯ


Ранним утром Лукию разбудил неистовый колокольный трезвон. Казалось, весь монастырь сорвался с места и летит в бездну в тяжелом медном гуле. В окна с улицы лился глухой шум, раздавались необычные возгласы.

Лукия вышла на монастырский двор и ахнула. Перед церковью стояла большая икона божьей матери, вся в цветах, в зелени. Эта знакомая икона, когда-то темная и хмурая, сейчас сияла ослепительной позолотой. Отец Олександр в зеленой, пасхальной ризе непрестанно кадил богородицу ладаном. Кадильница звенела цепочками. Пел хор, ему подпевала толпа народа, которая успела собраться на монастырское подворье.

Эта толпа была намного страшнее тех юродивых и больных, которых видела когда-то Лукия в Киевской лавре. Это была толпа живых мощей, обтянутых кожей скелетов. Из окрестных сел и города, который лежал в трех верстах от монастыря, приползли, приковыляли, пришли десятки голодающих. У Лукии дух захватило — она видела отвислые челюсти, восковую кожу, опухшие ноги величиной с колоду, жуткие запавшие глаза. Голодающие ползли, ползли на животах, на коленях, шли, опираясь на палки, на тех, кто еще в силах был самостоятельно передвигаться. С каждой минутой их прибывало все больше и больше. Лукия слышала хриплые возгласы, похожие на стон:

— Обновилась!

— Пресвятая!

— Радуйся, дева, радуйся!

Известие о чуде перекатывалось с одного конца двора в другой, выплескивалось за высокий кирпичный забор монастыря, катилось по околицам. Голодающие шли и шли, заполняя огромный двор монастыря. Кто-то уже умирал прямо у иконы и в предсмертной агонии царапал когтями землю. Его оттащили в сторону, какая-то женщина накинула на умирающего платок.

Неожиданно из толпы вырвался тонкий и пронзительный женский голос.

— Хле-ба-а!..

На миг толпа замерла. Испуганно умолк отец Олександр, не докончив молитву. В наступившей гнетущей тишине неистово звенели маленькие колокола и тяжело гудел медью огромный двухсотпудовый колокол. И мигом вся толпа подхватила этот жадный вопль:

— Хле ба-а!..

— Хле-ба-а!..-неслось из разинутых ртов.

Лукия видела, как побледнел отец Олександр.

Затем он обернулся к толпе, высоко поднял вверх руку и, как бы благословляя, крикнул:

— Молитесь! Молитесь обновленной! Она даст хлеба! На колени!

Люди глухо падали на колени. Олександр незаметно вытер холодный пот со лба и уже с видом победителя потряс своей львиной гривой.

Ошеломленная зрелищем этой жуткой толпы, Лукия невольно попятилась назад и наскочила на матушку игуменью, которая тоже вышла на двор. В глазах у матушки стояла тревога. Из толпы выскочил косоглазый в галифе, и Лукия ясно услышала, как игуменья сказала ему:

— Что мы натворили? Мы впустили к себе голодного зверя!

Косоглазый ответил:

— Не бойтесь. Он смирный. Видите, как старательно он лижет языком...

Косоглазый показал на икону, к которой один за другим прикладывались люди, слившиеся в один бесконечный поток.

— А что, если?..

Игуменья не досказала. Лукия заметила, как ее взгляд беспокойно метнулся на приземистую монастырскую кладовую, на погреба.

Но косоглазый вновь успокаивал:

— Все будет охранять... обновленная!

*  *  *

Федосия металась в горячке. Она лежала в полутемной, грязной келье. Когда вошла Лукия, больная посмотрела на нее помутненным взором, но это было лишь мгновение — Федосия никого не узнавала.

Лукия кинулась просить игуменью сейчас же послать за врачом. Хорошо бы было, если бы из города привезли того старичка в очках, который всегда врачует игуменью. Правда, в прошлый раз он даже рассердился за то, что его напрасно потревожили: игуменья позвала врача по поводу маленького чирья на спине. Но ведь сейчас послушница серьезно больна.

58